Форум литературного общества Fabulae

Всё лето, всю осень с небес лило.
Зерно посеклось и вновь проросло.
Народ горевал и взирал убито,
Как в поле гниёт пропавшее жито.

У епископа Хатто зерна полно –
С прошлого лета припасено,
Может спасти несчастных оно.
И вот – у житниц голодный народ
Толпится и помощи робко ждёт.

Видит епископ: плохи дела –
Большая беда в королевство пришла;
Назначил день к закромам явиться –
Мол, зимним запасом будет делиться.

Возликовали и стар и мал,
Со всех сторон народ прибывал;
Амбар толпою людскою забит,
И всяк епископа благодарит.

А умысел Хатто был очень коварный:
Он, выждав, задвинул засов амбарный.
Сколь люд ни плакал и ни молил –
Епископ заживо всех спалил.

Помыслил: «Ловок ход и остёр –
Меня похвалят за этот костёр;
Настали скудные времена,
Чем меньше крыс – тем больше зерна».

Епископ в палаты свои воротился,
Сытным ужином насладился,
В спальню ушёл и уснул как сурок.
Но больше с той ночи он спать не мог.

Утром, проснувшись и выйдя в зал,
Жуткое зрелище увидал:
Прошиб его пот, в ногах силы нет –
Сгрызли крысы фамильный портрет.

Тут управитель его подоспел –
С вестью дурною, белый как мел:
«Владыка, житница ваша пуста –
Крысы сожрали всё дочиста».

Следом явился монах-эконом,
От страха нету лица на нём:
«Спасайтесь, владыка, бегите бегом!
Полчища крыс вступают во двор…
Да простит вам Бог вчерашний костёр!»

«В башне на Рейне укроюсь я.
Почти неприступна твердыня моя –
Берег обрывист, стена высока,
Быстро глубокая мчится река».

Заторопился епископ грешный,
В лодке Рейн переплыл поспешно,
В башне проходы закрыл и бойницы,
Дабы от хищных оборониться.

Прилечь и заснуть он попытался –
Рядом визг ужасный раздался.
Вскочил и глянул: в углу постели
Два жёлтых глаза огнём горели.

Он пригляделся – то кошка была.
Пуще епископа дрожь проняла:
Коль рати крысиной и кошка страшится –
Значит, от гибели не укрыться.

А крысы по вóлнам плывут торопливо,
Одолевают крутые обрывы,
Карабкаются по камням стены –
Свершить поспешают то, что должны.

Не ýзрят вовек – до второго пришествия –
Такого прожорливых тварей нашествия;
Несчётно, невиданно их набежало,
Казни такой никогда не бывало.

В испуге колени он преклонил,
И тем горячей молитвы творил,
Чем ближе слышать мог и верней
Скрежет зубовный лютых зверей.

Жадные крысы, отвратны и гадки,
Прямо со сводов летят в беспорядке,
Бегут по карнизам, сползают по кладке,
Чуют обилие, а не остатки;
Серым ковром устелили пол –
Тут и до Хатто черёд дошёл.

Зубы отточены, голод велик –
Крысы сожрали епископа вмиг,
Плоть обглодали до голых костей.
Небом наказан жестокий злодей!

God's Judgement on a Wicked Bishop

The summer and autumn had been so wet,
That in winter the corn was growing yet,
'Twas a piteous sight to see all around
The grain lie rotting on the ground.

Every day the starving poor
Crowded around Bishop Hatto's door,
For he had a plentiful last-year's store,
And all the neighbourhood could tell
His granaries were furnish'd well.

At last Bishop Hatto appointed a day
To quiet the poor without delay;
He bade them to his great Barn repair,
And they should have food for the winter there.

Rejoiced such tidings good to hear,
The poor folk flock'd from far and near;
The great barn was full as it could hold
Of women and children, and young and old.

Then when he saw it could hold no more,
Bishop Hatto he made fast the door;
And while for mercy on Christ they call,
He set fire to the Barn and burnt them all.

«I'll faith 'tis an excellent bonfire!» quoth he,
«And the country is greatly obliged to me,
For ridding it in these times forlorn
Of Rats that only consume the corn».

So then to his palace returned he,
And he sat down to supper merrily,
And he slept that night like an innocent man;
But Bishop Hatto never slept again.

In the morning as he enter'd the hall
Where his picture hung against the wall,
A sweat like death all over him came,
For the Rats had eaten it out of the frame.

As he look'd there came a man from his farm –
He had a countenance white with alarm;
«My Lord, I open'd your granaries this morn,
And the Rats had eaten all your corn».

Another came running presently,
And he was pale as pale could be,
«Fly! my Lord Bishop, fly», quoth he,
«Ten thousand Rats are coming this way...
The Lord forgive you for yesterday!»

«I'll go to my tower on the Rhine», replied he,
«'Tis the safest place in Germany;
The walls are high and the shores are steep,
And the stream is strong and the water deep».

Bishop Hatto fearfully hasten'd away,
And he crost the Rhine without delay,
And reach'd his tower, and barr'd with care
All the windows, doors, and loop-holes there.

He laid him down and closed his eyes...
But soon a scream made him arise,
He started and saw two eyes of flame
On his pillow from whence the screaming came.

He listen'd and look'd... it was only the Cat;
And the Bishop he grew more fearful for that,
For she sat screaming, mad with fear
At the Army of Rats that were drawing near.

For they have swum over the river so deep,
And they have climb'd the shores so steep,
And up the Tower their way is bent,
To do the work for which they were sent.

They are not to be told by the dozen or score,
By thousands they come, and by myriads and more,
Such numbers had never been heard of before,
Such a judgment had never been witness'd of yore.

Down on his knees the Bishop fell,
And faster and faster his beads did he tell,
As louder and louder drawing near
The gnawing of their teeth he could hear.

And in at the windows and in at the door,
And through the walls helter-skelter they pour,
And down from the ceiling and up through the floor,
From the right and the left, from behind and before,
From within and without, from above and below,
And all at once to the Bishop they go.

They have whetted their teeth against the stones,
And now they pick the Bishop's bones:
They gnaw'd the flesh from every limb,
For they were sent to do judgment on him!