Приглашаем литераторов и сочувствующих!
Вы не зашли.
На дальней и пыльной полке, в ряду четвёртом иль пятом,
Стою забытая всеми, нечитанная два века.
Обрез мой под переплётом прокрашен сусальным златом,
Каптал мой промазан смесью льняного масла и пека.
Из плотного кипариса нарезаны доски эти,
И нежный отборный хлопок пошёл на мою бумагу.
Живу я четыре века, я видела всё на свете.
Но лучшее наслажденье – когда я в ладони лягу.
Вернется ли то блаженство, дождусь ли яркого мига?
Читать охотников мало, уменьшилось прилежанье.
Не ведают глупые люди: я очень редкая книга.
Я – книга, которая знает о собственном содержанье.
Меня читали монахи – кривились в недоуменье.
Меня читали студенты – и дружно смеялись: «Вздор-то!»
Мусолили книголюбы; и даже одно мгновенье
Я побывала в лапах у любопытного чёрта.
Был муж, меня написавший, гораздо умнее прочих.
Он взвесил своё открытье – и понял, что это страшно.
В углу последней страницы поставил изящный росчерк –
И молча шагнул в пространство окна монастырской башни.
Я помню лица читавших, глаза их я помню ясно –
Пытливые помню очи, тупые скотские зенки.
Но я ведь всего лишь книга, увесиста и безгласна.
Меня не швырнуть на плаху и не поставить к стенке.
Храню я в себе закладки – иссохшую незабудку,
Игральную карту – даму, клочок бумаги газетной.
Меня уже не читают. Порою бывает жутко:
Ужель я так и останусь безгласной и безответной?
Внутри меня – заклинанье, дающее власть без меры.
Лишь надо правильно буквы прочесть по диагонали.
Никто и не догадался из пленников глупой веры.
Знал тот, меня написавший – о нём и не вспоминали.
Я знаю моих соседок, залапанных преотвратно.
Их жадно читают дамы, и на ночь берут в кроватку.
На них следы от рыданий, пометки, сальные пятна.
А я – как старая дева. И боязно, и несладко.
Под тяжестью переплёта склоняюсь я ниц понуро.
Я как-то слышала мненье учёного господина:
«Спалить бы тебя в котельной, старуха-макулатура,
Собрание заблуждений, бездарная писанина!»
Но может быть, так и надо? И может быть, так полезно?
Лишь только одна я знаю о фразе диагональной,
О том, что с моей страницы сквозит мировая бездна,
И мир, меня не читая, бежит от судьбы печальной.
И в час прекращенья мира, когда исполнятся сроки
И вспыхнет огонь небесный, земную персть поглощая –
Бесплотным облачком газа мои испарятся строки,
Утративши начертанья, Ничто Никому вещая.
Неактивен
Очень интересный сюжет...Мне нравится!
Неактивен
Да, действительно, интересно. Надо только вчитаться. Слог тяжеловат.
Неактивен
Алиса, разве тяжеловато? А я думал - вполне доступно. Если вы заметили, это стихотворение по метрике имитирует польскую просодию - почти все ударения стоят на предпоследних слогах, и цезуры выдержаны сверхпунктуально. Хотя. конечно - шестистопный амфибрахий для русского уха и глаза может быть тяжеловат, особенно если кое-где перебивается другим ритмом...
Неактивен
Вот именно. Согласитесь, такой слог встретишь не часто. Настроившись на черырёхстопный ямб, трудно его воспринимать. Но не значит, что невозможно. И полагаю, он тут уместен.
Неактивен
Полагаю это на сайт пойдет, Алис как думаешь?
Неактивен
Пойдёт. Вполне.
Неактивен
Тыды можно забрасывать))) :coward:
Неактивен
Получил громадное удовольствие. Очень рад , что у Андрея есть такое замечательное произведение.
Неактивен
Чем то напомнило балладу о вересковом меде...
А читается вовсе не тяжело а так размашисто и со вкусом....
немножко не показалась рифма - эти на свете-
в том смысле, что эти доски- несовсем понятно о чем...- о переплете если бы сказать -мои доски- от лица книги- то ясно выражена мысль, а так-...
вот ведь обрез мой, каптал мой...моя бумага- а потом вдруг- доски- эти...
вот тут моя собака и не поняла чего-то...
стих оригинален и по идее и по воплощению.
кстати на фабулу со стихиры я пришел не по следаам Джонни, а именно с вашей страницы, хоть там и не звучит ваша фамилия
с наилучшими пожеланиями к первомаю
ваш карандаш
Неактивен