Приглашаем литераторов и сочувствующих!
Вы не зашли.
Уха, каплун под соусом грибным,
Арбуз, чья мякоть свежей крови ярче –
Ты съел в один присест, лохматый старче,
То, что в седмицу не сжевать иным.
В шкафу пылится брошенная лира.
На бугорке желтеет львиный зев.
И нагота купающихся дев
Ласкает сердце старого сатира.
На барской службе утомясь сполна,
Кряхтит на печке дряхлая пейзанка.
Свеча в окне. Задрёмывает Званка.
Зеркальный Волхов. Звёзды. Тишина.
Неактивен
Державину, значит. Ну, с Евгением!
Неактивен
Эх, жизнь званская...
Неактивен
Обалдеть!
"Ужели жил я долго вскую
на животрепетном краю,
очами гладя волховскую
всегда пременную струю?" (с)
Неактивен
[из архива Никифора Ляписа-Трубецкого]
Служил Гаврила прокурором.
Служилось тягостно ему.
Уйдя в отставку не с позором,
Он скрылся в женином дому.
На берегу большой речищи,
Он, как заправский гречкосей,
Избрав затон с водой почище,
Ловил сребряных карасей.
Откушать обожал от пуза,
Любил молочных поросят.
К нему в приют являлась Муза
Разов, наверно, шестьдесят.
Укор супружницы не слушал,
На яства разевал уста.
Когда б Гаврила меньше кушал,
То доскрипел бы и до ста.
Река времён в своём стремленьи
Поэтов топит с головой.
Кто знал, что в сытном угощеньи
Таится саван гробовой?
Неактивен
Неактивен